— Да? — отозвался женский голос.

— Мисс Макнелли?

— Да, — сказала она. И прежде чем Браун успел возвестить, что вот, дескать, к вам пожаловал Закон, дверь открылась.

Стоявшей на пороге женщине, полной и коренастой, было под пятьдесят. Ее непричесанные и торчавшие в разные стороны волосы, выкрашенные в ярко-оранжевый цвет на фоне мертвенно-бледного лица напоминали праздничный фейерверк; поблекшие голубые глаза были подкрашены толстыми мазками черной туши, брови подведены карандашом, на губах — помада кровавого цвета. На ней был шелковый халат в цветочек, неплотно стянутый на талии, в глубоком вырезе которого торчали дряблые белые груди. На одной из грудей возле соска виднелся след укуса, лиловый цвет которого резко контрастировал с ее очень бледной кожей. Было похоже, что женщина играет роль увядшей старой шлюхи в любительском спектакле.

— Я не обслуживаю ниггеров! — выпалила она и попыталась закрыть дверь, но Браун успел сунуть ногу между дверью и косяком, так что теперь закрыть дверь было невозможно. Через узкую щель Д. Макнелли повторила на этот раз более выразительно: — “Говорят тебе, я с неграми не путаюсь!” — Браун не знал — смеяться ему или возмутиться. Перед ним стояла опустившаяся проститутка, скорее всего, готовая лечь с кем угодно за бутылку дешевого вина, но она, видите ли, не обслуживает ниггеров! Это показалось ему забавным.

— Да мне нужно-то всего ничего, — сказал он.

— Нет! — встревоженно ответила Д. Макнелли. — Нет. Пошел вон!

— Меня мой друг сюда послал.

— Какой еще друг? — подозрительно спросила Д. Макнелли. — Я с ниггерами не путаюсь!

— Лейтенант Бернс.

— Солдат?

— Нет, полицейский, — сказал Браун, решив покончить с этой игрой. — Я детектив, леди, откройте-ка дверь!

— Ты не детектив, — неуверенно возразила она.

Браун лениво сунул руку в карман и показал в щель свой значок.

— Чего ж вы сразу не сказали? — бросила Д. Макнелли.

— А что? Ниггеров-детективов вы обслуживаете?

— Я не хотела вас обидеть, — она открыла дверь. — Заходите.

Браун вошел. В квартире было всего две комнаты — кухня и спальня. На кухне лежала гора грязной посуды, кровать была не застелена, комната пропахла застоялым запахом пота, дешевой выпивки и еще более дешевых духов.

— Вы из полиции нравов?

— Нет.

— Я этим делом больше не занимаюсь. Потому-то я сразу велела вам убираться. Вот уже шесть-семь месяцев, как я в эти игры не играю.

— Ну, конечно, — сказал Браун. — Ваше имя Доротея Макнелли?

— Да, верно. Вы знаете, я нарочно поставила в телефонную книгу и на почтовый ящик “Д. Макнелли”, потому что в этом городе полно разных психов, которые звонят и говорят разные гадости. Терпеть не могу всяких сальностей!

— Ручаюсь, что так.

— Когда я занималась проституцией, у меня была прекрасная клиентура.

— Угу.

— Джентльмены.

— Но не ниггеры?

— Вы уж не обижайтесь, а?

— Нет, конечно, нет. Почему я должен обижаться на такое безобидное замечание?

— Если вы собираетесь втравливать меня в неприятности только потому, что я сказала...

— Леди, я не собираюсь доставлять вам никаких неприятностей.

— ...потому что, если собираетесь, послушайте... я согласна, хоть сейчас. Мужик есть мужик, белый он или черный.

— Или даже фиолетовый, — сказал Браун.

— Ну да, хоть фиолетовый. Только не делайте мне ничего такого, и все. — Она сделала паузу. — Хотите?

— Нет. Большое спасибо.

— Ну, — она пожала плечами, — если вы все-таки передумаете...

— То я дам вам знать. Между прочим, я пришел, чтобы поговорить о фотографии.

— Да вы проходите, — сказала она, указывая на спальню. — Что толку стоять здесь в этой грязи?

Они прошли в другую комнату. Доротея села на кровать и скрестила ноги. Браун встал рядом с кроватью, глядя на Доротею сверху вниз. Она позволила халату сползти чуть пониже, и след укуса на ее отвисшей груди стал особенно заметен.

— Фотография, да? — переспросила Доротея.

— Именно.

— Слушайте, ребята, уж кто-кто, а вы умеете откапывать давние истории, — покачала головой Доротея. — Я-то думала, что вы обещали не делать мне никаких неприятностей.

— Так оно и есть.

— Да я позировала для этих карточек лет двадцать назад! Вы хотите сказать, что они до сих пор еще попадаются? — Она изумленно тряхнула головой. — Да-а, в те времена я действительно кое-что представляла! Мужики приезжали посмотреть на меня аж из Сан-Франциско. Приезжают в город и сразу за телефон: “Алло, Доротея, это старина Брюс. Ты готова, крошка?” В те дни я всегда была готова и знала, как сделать мужчине хорошо. Я и сейчас еще не старая карга. Хотя, как я сказала, этим уже не занимаюсь.

— Когда вас в последний раз арестовали за проституцию? — спросил Браун.

— Я же сказала, шесть-семь...

— Да бросьте вы! Я в любой момент могу это проверить...

— Ну ладно, в прошлом месяце. Но с тех пор чиста. Для такого человека, как я, такая жизнь не годится. И тут вы приходите насчет этих карточек... Господи, да за такие дела я могу влипнуть в серьезную историю, правда? — Она неожиданно улыбнулась. — Почему бы тебе не подойти ко мне поближе, приятель, и мы забудем об этих карточках, о'кей?

— Карточка, о которой я говорю — не порнография.

— Нет? Тогда что?

— Это фотография, которая могла попасть к вам шесть лет назад.

— Господи Иисусе, да кто же помнит, что было шесть лет назад.

— Только что вы запросто вспомнили, что было двадцать лет назад.

— Да, но это было... ну, вы знаете, девушки помнят такие вещи. Это было всего один раз, когда я делала что-то подобное... ну, позировала для этих картинок с каким-то парнем. Я позволила снять только один ролик, и все, только один, и получила за это пятьдесят долларов, это даже больше, чем мне платили... ну, сами знаете, за что. Безо всяких фотографий.

— Понятно, — кивнул Браун. — Что вам известно об ограблении “Национальной ассоциации сбережений и кредитов” шесть лет назад?

— Послушайте, вы что-то слишком быстро перескакиваете с одного на другое, — сказала Доротея. — Сперва проституция, потом — грязные картинки, теперь — вооруженное ограбление... Ставки все время повышаются.

— Что вы знаете об этом ограблении?

— Кажется, я припоминаю... я где-то читала об этом.

— И что вы вспоминаете?

— Слушайте... вы даете слово, что все обойдется без неприятностей?

— Даю слово.

— Мой племянник был одним из тех ребят, кто провернул это дело.

— Как его звали?

— Питер Райан. Его убили. Их всех убили во время этого дела... тоже мне, гангстеры нашлись! — с недовольной гримасой сказала она.

— А фотография?

— Какая фотография? Что-то я вас не пойму, мистер...

— Кусочек фотографии. Судя по тому, что вы мне тут только что сказали, ваш племянник вполне мог дать ее вам. Еще до дела. Ничего такого не припоминаете?

— Господи Иисусе, это ж было шесть лет назад!

— Постарайтесь припомнить.

— Когда было ограбление? Вы не помните, какой это был месяц?

— Август.

— Август. Шесть лет назад. Дайте подумать... — Она скорчила гримасу. — Я даже не жила здесь в то время. Черт его знает, где я тогда жила...

— Подумайте, Доротея.

— Вообще-то мне лучше думается, если я выпью, — сказала она и хитро посмотрела на Брауна.

— У вас есть что-нибудь дома?

— Да, но это как бы моя страховка, ясно? В наше время щедрые кавалеры попадаются нечасто.

Браун полез в бумажник. — Вот десять долларов. Выпейте свою страховку, а потом купите себе другую.

— А если я вспомню насчет фотографии?

— Не понял.

— Сколько это будет стоить?

— Еще двадцать.

— Пусть будет пятьдесят. Вы отнимаете у меня много времени.

— Что-то я не заметил очереди перед дверью.

— Ну... они приходят и уходят, приходят и уходят, — сказала Доротея. — Я не хочу упускать клиентов из-за того, что болтаю тут с полицейским. — Она замолчала, потом улыбнулась. — Пятьдесят?